Трепет крыльев - Страница 20


К оглавлению

20

И

он целует меня,

а

смотрит в глаза ей.

Это его любимый прием. Девушка краснеет, как будто бы он ее поцеловал, а не меня, а я краснею, как будто бы он поцеловал не меня, а ее, от смущения, потому что он действительно поцеловал именно ее.

И я об этом знаю.

И мы пошли к машине, и несли шесть пакетов молока, вино и сыр, и еще он взял кофе, потому что без кофе нет утра, солнце не взойдет, если у него не будет кофе, а я радуюсь, что нет дождя, потому что я в одном свитере, правда, рука у меня болит и деревенеет, и я боюсь возвращаться домой: что будет дальше?

Но дома спокойно, приятно — было бы приятно, если бы не то, что уже не может быть приятно, но все как тогда, когда он спокоен, то есть приятно.

Только рука распухла в запястье и не сгибается. Она распухла в течение нескольких минут, собственно говоря, отек не очень большой, вот только синяк, чуть выше, потемнел, к завтрашнему дню он станет почти черным.

Я сняла пепельного цвета свитер, прополоскала в холодной воде. Останется пятно или нет? Надо было его сразу замочить… Но сразу не получилось.

Я поискала в шкафу другой, черный свитер, с длинными рукавами, из-под них ничегошеньки не будет видно, они доходят почти до пальцев. Хорошо, что пострадала левая рука, а не правая.

Мы должны выйти в пять, я буду вести машину, как обычно, я — шофер, потому что он вправе выпить у друзей, но рука беспокоит меня все больше.

Если бы он пошел в гости один, я бы сделала себе компресс, и может, к утру отек спал бы. Синяк виден не будет, сейчас все носят одежду с длинными рукавами…

После обеда я ложусь. Он входит в спальню, я замираю. Он садится рядом, убирает волосы у меня со лба ласковым, полным любви жестом.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Месячные, — вру я. — Живот болит.

— Может, ты хочешь, чтобы я один поехал к Юреку?

Внимание!

Какой ответ будет правильным?

Что его удовлетворит?

Если я скажу «да», это его разозлит?

Если я скажу «нет», он взбесится?

Внимание! Внимание! Внимание!

— Не знаю, дорогой… Я хотела бы пойти с тобой, но очень плохо себя чувствую. Боюсь, что испорчу вам вечер…

Хороший ответ, сегодня этот ответ правильный.

— Тогда не ходи, дорогая, раз ты плохо себя чувствуешь, я скоро вернусь.

Утешает он меня или это угроза? Значит, он опять мне угрожает.

— Хорошо, дорогой. — Я закрываю глаза, а он продолжает гладить меня по голове.

Когда-то мне это было приятно.

Когда-то.

Давно.

Миллион лет назад.

Должно быть, было приятно.

И сейчас тоже должно быть.

Хлопнула дверь. Я лежала, прислушиваясь: а вдруг он что-то забыл и вернется, и застанет меня врасплох, я встану, а он меня застукает. Надо еще немного полежать в той же позе — неудобной, спрятав голову в углубление правого локтя — так, как он меня оставил, в спальне, на краю кровати, съежившись, подогнув колени, в позе эмбриона…

Лязгнула дверь лифта, было слышно, как он со скрежетом спускается вниз. Нет, еще нет, еще минуту…

Наверное, теперь уже можно?

Да.

Теперь можно подняться, осторожно подойти к окну, выглянуть из-за занавески на автомобильную стоянку, посмотреть, идет ли он к машине. Да, машина трогается, надо закрыть дверь на цепочку — на всякий случай.

Какое счастье остаться дома одной! До чего же это приятно! Надо только помыть посуду, оставшуюся после обеда. На плите стоит кастрюля, а в ней две картофелины, картошку надо переложить в мисочку, накрыть пленкой, мисочку поставить в холодильник, а кастрюлю в мойку, вымыть, спрятать. Из сушилки убрать посуду, сушилка — не место для хранения посуды, верно? Сухую посуду сразу же расставляем по местам, правильно?

Как-то раз он сбросил сушилку на пол. Вместе с тарелками и стаканами, прежде чем я успела убрать в кухне. Поэтому я мою кастрюлю, хотя рука болит, протираю плиту и столешницы, мою раковину, прочищаю слив… Наконец можно с облегчением вздохнуть. Может, он вернется часа через три-четыре? Может, он вернется в хорошем настроении?

Рука болит, но это ничего, подбитый глаз хуже.

У кого в нашей стране бывает подбит глаз?

У проститутки?

У сумасшедшей?

У скандалистки?

У воровки?

У алкоголички?

Иными словами, у той, кто сама на такое нарывается.

У женщин, которые так сильно достают мужчин, что те, несмотря на ангельское терпение, не в силах совладать с собой.

У провокаторш.

А еще, конечно, у идиоток, которые умудряются удариться о дверцу открытого кухонного шкафчика.

Всегда найдется такая дверца.

— Пани Ханка, что случилось? — участливо спрашивает пани Магда, секретарша шефа, мимо которой я прохожу по крайней мере два раза в день. Несмотря на темную основу и бежевую пудру номер тридцать семь, синяк заметен — заметен, хотя прошло уже три дня.

— Я ударилась о дверцу…

— Ой-ой-ой! Хорошо, что глаз не выбили. Это ж надо, сколько несчастных случаев происходит дома. Гораздо больше, чем на улице. Моя знакомая так ударилась… нет, она не ударилась, она вешала занавески, а стул закачался, и, представляете, бедняжка зацепилась обручальным кольцом за карниз… Это к счастью, не то она выпала бы из окна. Муж подбежал и подхватил ее, правда потом, чтобы снять кольцо, пришлось делать операцию, ну, и палец теперь изуродован… Но обручальное кольцо спасло ей жизнь… Наверное, это первый случай в истории, когда брак спас кому-то жизнь, — смеется она, и я тоже улыбаюсь, из вежливости.

— Ханка, что у тебя с глазом? Боже мой, какой ужас! Ты была у врача? Что случилось?

20